Б. Никольский
Войны России
Русский народ
миролюбив. В этом не
приходится убеждать
того, кто хоть сколько-
нибудь знаком с
внутренним, духовным
обликом среднего
русского человека. В
этом убеждает всякого
и прошлое русского
народа, не знающее ни
рыцарства, ни
ландскнехтов, ни
кондотьеров, водивших
наемные войска на
всевозможные
приключения. Русскому
народу всегда было
чуждо римское "горе
побежденным!". О
"русском буйстве" не
было слышно даже на
заре истории.
И все-таки, несмотря на
природное миролюбие,
русскому народу
пришлось воевать без
конца. С 1055 года по
1462 Соловьев
насчитывает 245
известий о нашествиях
на Русь и внешних
столкновениях, причем
200 из них приходятся
на 1240 — 1462 гг., что
дает в среднем по
одному почти на
каждый год. В
дальнейшем — с XIV
века, с которого можно
считать возрождение
русского государства,
— говорит знаток
русской военной
истории ген. Н. Н.
Сухотин (“Война в
истории русского
мира”. СПб.. 1894.) — и
до наших дней, в
течение 525 лет Россия
провела в войнах 305
лет, а считая войну на
Кавказе, — 329 лет, то
есть почти две трети
своей жизни.
Бессчетны русские
жертвы на полях
сражений. Столетиями
лились потоки русской
крови.— Почему?
Зачем? Что куплено
такою дорогою ценой?
До середины XVIII века,
пока Россия не
вмешивалась в дела
Европы, все русские
войны носили характер
защиты собственных
интересов, разумно и
бережно охраняемых.
Войн “династических”,
“религиозных” или
просто от избытка
воинственного пыла и
стремления
господствовать над
соседями Россия не
знала. Со времени
нашествия татар и до
Петра Великого России
приходилось к тому же
думать только об
обороне, сопряженной
иногда с
отступлением, иногда
же наступательной.
Того требовала
историческая
обстановка, весьма
неблагоприятно
складывавшаяся для
русского племени.
Запоздав с появлением
на исторической сцене,
вынужденные
двигаться на северо-
росток с
“общеславянского
гнезда”, каковым
явились первоначально
Карпаты, славяне,
образовавшие русское
государство,
зацепились за “великий
водный путь из варяг в
греки” (Финский залив,
Нева, Ладожское озеро,
Волхов, озеро Ильмень,
Ловать и через волок в
Днепр). Этим водным
путем, который давал
средства и исход для
их хозяйственной
работы и служил
источником торговых
выгод и культуры, —
определилось
основное, североюжное
направление в
развитии русской
государственной
жизни. Водная линия
Нева — Днепр cталa
осью русской истории.
Но, на беду,
количественный
недостаток живой силы
у русских славян во
времена
первоначального
расселения помешал им
сразу и целиком
овладеть этим
ценнейшим из всех
природных достоянии,
выпавших на нашу
долю. Устья рек (Невы,
Западной Двины и
Днепра) остались во
вражеских руках.
Отсюда основное и
главное историческое
задание, поставленное
с первых же дней
существования
русскому государству:
овладеть выходами в
северное и южное море.
Отсюда самые важные
“вопросы”,
поставленные России
историей:
Прибалтийский и
Южный (“проливы”).
Следующим по времени
возникновения явился
вопрос польский, а
затем литовский. Уже с
конца Х века
пограничные
столкновения
постепенно принимают
характер натиска со
стороны Польши, в
лице которой
латинский мир
поднимает упорную
борьбу с Православием.
“Польский” и
“литовский” вопросы
оказываются
навязанными историей
русскому народу не
только как
политические, но и как
отголосок европейских
религиозных
столкновений,
совершенно чуждых
ищущему покоя
Православию. Вопросы
эти становятся
обостренными,
роковыми для
независимого бытия
русского государства с
самого времени
татарского нашествия.
Последнее раскололо
единое до тех пор
русское племя, отдав
западный его отсек во
власть наступающей
Польши и Литвы; оно
создало тех, про кого
Екатерина II, почти
завершившая дело
собирания русских
славян, сказала:
“отторгнутые
возвратих”.
“Татарский вопрос”,
возникший в XIII веке,
оказался несомненно
первым и самым важным
по грозности. Трудно
сомневаться в том, что
спор России с Польшей
и Литвой окончился бы
совершенно иначе,
если бы Русь осталась
татарским “улусом”.
Отторгнутые (и
сколькие?) оказались
бы в таком случае
навеки потерянными. Но
Россия преодолела
татарщину. И борьба с
ней, по мере ее вековых
успехов, вовлекала
Россию в наступление
на юго-восток
(Персидское
направление) и на
Дальний Восток; она
привела ее к Памиру и
Тихому океану. Точно
пружина, долго
сжимавшаяся натиском
Азии, выпрямилась —
после взятия в 1552 г.
Казани. Россия,
распространившись на
10000 верст, оказалась
поставленною перед
новыми сложнейшими
задачами: они выросли
из оборонительного
поначалу наступления,
вышедшего далеко за
пределы тех граней,
какие до сих пор еще
определяют
великодержавное
значение России по
северо-южной основной
исторической линии
“из варяг в греки”.
Важность этого
последнего
направления,
гениальнооцененная
Петром Великим,
выдвинула в
императорский период
на первое место
задачу овладения
южно-морским выходом.
Так возник сначала
вопрос турецкий,
ставший впоследствии
в глазах Европы
восточным, а с русской
точки зрения воnpocoм
о проливах.
Итак, из всех заданий,
или “вопросов”,
которые России
пришлось разрешать на
протяжении
тысячелетней своей
истории, только
Балтийский и южно-
морской были
поставлены самим
русским народом; они
остаются и поныне
основной предпосылкой
удовлетворения самых
жизненных его
потребностей. Все
остальные в той или
иной степени вытекали
из обстановки,
созданной помимо воли
русского народа и в
значительной мере в
связи с невозможностью
разрешить
удовлетворительно ту
задачу, которую он
сам себе поставил. Над
этим полезно
задуматься тем, кто
забывает, что народ,
сумевший вырасти в
самых тяжелых
условиях до
численности русского,
не может быть
произвольно тесним,
без того, чтобы не
нашла какого-либо
выхода его неизбежная
энергия. Азия (половцы,
потом татарщина)
оттеснила было Русь с
“великого водного
пути...” И Россия
пришла на Тихий океан!
Европа, преградившая
затем путь к
Прибалтике и
проливам, уже довела
Россию до Памира... А
тем временем из месте
12 миллионов
населения, с каким
начинала свой путь
Российская империя при
Петре, даже за
советской колючей
проволокой осталось
150 миллионов, среди
которых около 100
миллионов caмыx
настоящих, бесспорных
русских, тех, усилиями
которых творилась
главным образом
славная Российская
империя.
Все эти усилия отнюдь
не питали войн.
Наоборот. Задолго до
появлечия на cвете
Лиги Наций русская
государственная
власть знала и
применяла те способы
(разумеется, внешне
отличные от
применяемых в XX веке),
которые ныне
считаются
действенными в
Женеве. Россия, как
уже указывалось, до
самого XVIII века
оборонялась. И
обороняясь, она
старалась прежде
всего заставить время
работать в своих
интересах. Она
стремилась отдалить
столкновения, если не
вовсе устранись
кровопролитие. На это
указывает Соловьев, по
подсчетам которого из
200 войн, с 1224 по
1462 год, только 61
отмечена известиями о
сражениях, остальные
же свелись к угрозам
передвижениями войск.
Так было при великих
князьях. Не менее
осторожно обращалась
с войной царская и
императорская власть.
За редкими
исключениями,
известными в
позднейшее время,
Россия не шла на войну
опрометчиво, с легким
сердцем. Хотя бы уже
потому, что давно
обозначившееся
превосходство
европейской техники
над русскими
ополчениями являлось
постоянно веским
предостережением.
(Особенно сильно это
неравенство
вооружений сказалось
в борьбе Иоанна
Грозного с Баторием,
но оно чувствовалось
всегда и позже — до
наших дней: пример —
Нарва, первое
поражение Петра,
Севастополь и т. д.).
Бережное и
ответственное
отношение русской
государственной
власти к объявлению
войны постоянно
отмечает Ключевский
(достаточно вспомнить
вопрос о Ливонском
походе при Иоанне
Грозном; вопрос о
войне с Польшей из-за
присоединения
Малороссии по просьбе
Богдана Хмельницкого
при Алексее
Михайловиче; уступки
императора Николая I в
переговорах перед
Крымской войной;
долгие колебания
императора
Александра II перед
объявлением войны
Турции из-за славян и
другое). И если не
считать злополучной
японской воины, то
лишь те немногие
войны, в которые
Россия была втянута
различными
европейскими
коалициями и
комбинациями после
1756 года, могут
вызвать сомнение в
смысле их
неизбежности и
соответствия русским
жизненным интересам.
Во всех остальных
случаях русское
оружие служило или
непосредственно для
самозащиты, или для
закрепления таких
государственных
граней, которые
отвечали жизненным
нуждам великой
страны и обеспечивали
безопасность для
мирного и
производительного
труда населения.
Из 537 лет, прошедших
со времени Куликовской
битвы до Брест-
Литовска, Россия
провела в войнах 334
года. Войны эти
распределяются
следующим образом,
по главнейшим
направлениям и
воюющим странам
(Общий итог военных
пет по этой таблице
составляет 666, то есть
почти вдвое более
приведенной выше
цифры (334).
Объясняется это тем,
что за указанное время
России пришлось вести
134 года войны против
различных союзов и
коалиций,
одновременно с
несколькими врагами (в
том числе одну войну
сразу против 9 врагов,
2 — против 5, 25 —
против 3 и 37 войн
против 2-х):
Запад
Страна Войн Лет войны
Швеция 8 81
Польша 10 64
Литва 5 55
Ливония 3 55
Франция 4 10
Германия 1 3
Пруссия 2 8
Италия 2 4
Австрия 1 1
Венгрия 1 1
Австро-Венгрия 1 3
Англия 1 3
Юг
Страна Войн Лет войны
Турция 12 48
Крым 8 37
Кавказ 2 66
Персия 4 28
Восток
Страна Войн Лет войны
Монголы ? 130
Сибирь 1 35
Амур 1 1
Кульджа 1 1
Хива 4 6
Бухара 1 5
Коканд 3 15
Теке 1 3
Афганистан 1 1
Япония 1 2
Первый вывод, который
напрашивается из
приведенной таблицы
(Она взята из
упомянутой уже книги
И. Н. Cyхoтинa,
появившейся в 1894 г.
(стр 32 и 33), которая
использована в
дальнейшем), тот, что
нашим главным врагом,
натиск и преодоление
которого потребовали
наибольшего
напряжения, были
азиатские кочевники.
Монгольский погром
(1240) явился самым
тяжелым ударом, какой
пришлось когда-либо
вынести России, еше не
успевшей утвердить
своей
государственности. Но
если страшен был этот
удар, то велики были и
силы, собранные
русским народом для
преодоления
татарщины. 130 лет
войны после
Куликовской битвы на
востоке да 37 лет
войны с Крымом (не
считая отражения
отдельных татарских
набегов после 1240
года и половецких
набегов до того) —
такова совокупность
неимоверных усилий,
приложенных русским
народом на
протяжении пяти с
лишним столетий,
чтобы не дать России
стать улусом.
За татарами на первом
месте по
напряженности и
продолжителности
борьбы идет Швеция.
Правда, по степени
опасности ее нельзя
сравнить с татарами. Но
нельзя и преуменьшать
значение этого
упорного и прекрасно
подготовленного к
войне врага,
стремившегося
отбросить Россию от
Балтийского моря.
Помимо упорства,
проявленного Швецией
(добившейся захвата
Новгорода в Смутное
время), она и по
численности населения
почти равнялась
петровслой России
(около 12 миллионов).
Потребовалась
гениальная
настойчивость Петра
Великого, чтобы
решительными
победами в 20-летней
войне окончательно
разбить шведский
натиск. Полтавская
победа (1709),
одержанная Петром в
неблагоприятных и
очень опасных
условиях, решила в
пользу России
многовековой спор, в
котором Швеция,
будучи зачинщицей,
стремилась к
верховодству в
северной Европе, а
Россия билась за выход
к морю и за возврат
отнятых Швецией
русских земель. Почти
5 веков (1240—1721)
потребовалось для
того, чтобы отстоять
эти законнейшие и
жизненные требования.
Не менее упорной и
грозной была борьба с
Польшей и Литвой,
растянувшаяся почти
на 7 веков от первого
столкновения с
“ляхами” при
Владимире Святом (981)
до 1667 года, когда
Алексеем
Михайловичем был
нанесен Польше такой
же решительный удар,
как Швеции при
Полтаве. Особенно
яростно наседали наши
западные соседи
(Польша, Литва и
Ливония) в конце XVI
века, как раз в то время,
когда Россия собралась
с силами для перехода
в наступление на
востоке против Казани.
Тем не менее Иоанн
Грозный, справившись
наконец с Казанью,
начал свою
знаменитую Ливонскую
войну и одержал было
несколько успехов. Но
вмешателвство Польши
(Стефан Баторий) не
только свело их на нет,
но причинило России и
очень чувствительные
поражения, причем
Рсссми пришлось вскоре
вести 20-летнюю войну
против союза западных
государств, по
временам
поддержанного
набегами диких
крымцев. Напор с
запада был столь
сильным, что в начале
XVII века, в Смутное
время, Россия снова
оказалась в столь же
трудном положении,
как и во время
монгольского
нашествия. Русское
государство было на
краю гибели, а вековой
враг в Москве. Однако,
как только удалось
изжить смуту, натиску
Польши был положен
конец (1657) и в
императорский период
войны велись уже не с
Попьшей, а в Польше.
Войны в южном
направлении уступают
по своей длительности
многовековой и
тяжелой обороне на
западе и на востоке. И
все же это
направление бесспорно
является главным. Ибо
здесь Россия не
оборонялась, а
наступала, пробивая
себе дорогу к южному
морю. Заслуживает при
этом особого внимания
то, что с самых первых
походов варяжских
князей и до нашего
времени наступление
на юг, надолго
прерывавшееся
самообороной, ведется
по тем же
операционным линиям.
Эти осноеные
направления: морской
путь от Днепра и от
крымского участка
побережья (походы 860
г., 907, 941 и 988 г. на
Византию); путь через
долину Дуная и
Болгарию (походы 967
—972, 1116 г.); путь в
промежуток между
Черным и Каспийским
морями (походы
Святослава, Владимира
и др. на Тмутаракань);
и, наконец, сочетание
этих путей в
пользовании ими
одновременно (944,
1043 г.).
Продвижение к
благодатному югу,
стоившее России в
новейшее время 18
войн, обшей
продолжительностью в
142 года, далось очень
нелегко. Но за все это
время, с первых
Азовских походов
Петра (1695—1696) до
взятия Эрзерума в 1916
г., Россия потерпела на
этом длинном пути
только два поражения:
на Пруте (1711) и в
Крымскую кампанию,
когда война велась не с
Турцией только, а со
всей Европой. Три раза
заветная цель уже
казалась достигнутой:
при Екатерине II
суворовские победы
поставили на очередь
“греческий проект”, то
есть овладение
Константинополем;
затем при Николае I
удачная война 1829 г. и
крупная победа
русской дипломатии в
1833 г. (договор Униар
Исиелесси) сделали
Россию, в качестве
союзницы и
покровительницы
Турции, хозяйкой над
проливами. И, наконец,
в 1878 г. русские войска
стоили в Сан-Стефано,
в виду
Константинополя.
Европейские
дипломаты сделали,
однако, все, чтобы
отложить успешное
завершение этого
национапьно-
исторического
русского дела. И все же
в 1915 году удалось
добиться от главных
противниц появления
России в южных водах
— Англии и Франции —
признания ее прав на
проливы (Лондонский
договор). “Мир без
аннексий и
контрибуций” не
только разрушил это
уже подготовленное
торжество вековых
стремлений русского
народа на юг, но еще
(без малейших
оснований) отдал во
власть побежденной
Турции залитый
русскою кровью Карс.
Вопрос о южно-морском
выходе для России и ее
вывоза остается, таким
образом, и доселе
неразрешенным.
Те войны России,
которые велись из-за
европейских дел и
стоили ей огромных
жертв, являются самыми
безрезультатными,
несмотря на блестящие
успехи русского
орумия, неизменно их
сопровождавшие. В
1756—1760 гг. впервые
европейской
дипломатии (Австрии)
удалось втянуть
Россию в семилетнюю
воину за “австрийское
наследство”.
Но все результаты
побед (даже над самим
Фридрихом Великим)
были добровольно
уничтожены Петром III,
ставшим на другую
(прусскую) точку
зрения в указанном
вопросе. Точно так же
одну только славу
принесли русским
орлам блистательные
суворовские походы
1798—1799 гг., когда
Россия бескорыстно
пошла на интервенцию
против революционной
Франции
(Правительственная
декларация
определяла цели войны
такЖ “освободить
Францию, сохранить ее
неприкосновенно в том
положении, в каком она
была до революции…”
Весьма интересная
формулировка задач
русской интервенции!)
и затем вышла из
коалиции, убедившись
в корыстных замыслах
Англии и Австрии.
Тяжелая борьба с
Наполеоном (1805—
1806, 1812—1814),
снова во имя
“освобождения Европы
от
тирана” (предупредительно
предлагавшего России
раздел областей
влияния), может быть с
русской точки зрения
оправдана разве лишь
тем, что без нее
Наполеон окреп бы так,
что и России пришлось
бы подчиниться его
воле.
Непосредственную же
пользу от
наполеоновских войн
извлекла Англия.
Попутно в Тильзите
Александр I спас
Пруссию, которую
Наполеон хотел
уничтожить, а в 1814
году в Париже
Францию от
неумеренных
требований Пруссии и
союзников. Позднее, в
1849 году, Николай I
спас Австрию от
развала. И за все это
Европа
“отблагодарила” в
Крымскую кампанию:
когда Австрия
помешала развитию
русских военных
действий на Дунае,
“удивив мир
неблагодарностью”:
Франция, в лице
Наполеона III, мстила за
Наполеона I, а вся
коалиция открыто или
тайно спасала Турцию,
против которой Россия
шла как
освободительница
угнетаемых на
Балканах христиан.
Тем не менее эту
последнюю свою
историческую миссию
Россия блестяще
выполнила, вопреки
вооруженному
сопротивлению турок и
дипломатическому
препятствованию
Европы.
Еще Адрианопольский
мир (1829) закрепил
независимость Греции
и автономию княжеств
Молдавии, Валахии и
Сербии.
Освободительная война
1877—1878 гг.
довершила то, чему
России помешали в
1854—1855 гг.; oнa
обеспечила
независимость Сербии
и Болгарии. Наконец, в
1914 году, когда над
Сербией повисла новая
и тяжкая угроза, Россия
обрекла себя на
мировую войну,
которой она не хотела
и не искала, к которой
она не была готова и
которая ей, по ее
внутреннему
состоянию, в то время
былa абсолютно не
нужна и вредна.
В итоге — малые
славянские народы
раскрепощены и
возрождаются, а
великая славянская
страна — лоно и опора
славянства в мире —
выбыла из строя и
стала жертвою и
орудием чужеродных и
гибельных сил...
Войны великого народа
вытекают из его
органических нужд и
потребностей:
отдельные правители
могут, конечно, делать
ошибки, но в общем
ходе истории их
произвол не имеет ни
последнего, ни
решающего значения.
России, как великой
стране, предуказаны
ее исторические пути,
задания и опасности, и
под их давлением
слагались и будут
впредь слагаться ее
войны. А правителям
надлежит только
мудро блюсти
соразмерность сил и
сроков.